Вы никогда не знаете, сколько у вас есть времени, так что прощайте, пока можете

«Прощение — это освобождение узника и обнаружение того, что узником были вы». ~ Корри тен Боом

Я сидел рядом с моей мачехой Элейн в ее больничной палате. Мне было тринадцать. Мы познакомились шесть лет назад, когда она взяла на себя роль мачехи, и у нее были натянутые отношения, и она частично не разговаривала друг с другом.

У Элейн был неизлечимый рак мозга. До сих пор она держала себя в руках и сочиняла, оставаясь сильной снаружи. Я изо всех сил старался сделать то же самое для нее.

Все началось, когда мне было семь лет, и папа взял меня на карнавал. Мои родители тогда еще были вместе. Именно там я впервые встретил Элейн и ее сына, который был на четыре года моложе меня.

Мы с ее сыном вместе играли во множество карнавальных игр, и мы быстро сдружились. Даже по мере того, как наша конкуренция росла, меня постоянно отвлекало близкое присутствие Элейн и ее дружелюбие по отношению к моему отцу. Все, что я видел, это то, что она уводит моего отца.

Через год отец усадил меня и сказал, что ненадолго уезжает. Это немедленно вызвало внутреннюю тревогу. Некоторое время?

Они действительно не ожидали, что я поверю в это, не так ли? Он, должно быть, думал, что я не пойму. Но в глубине души я знал, что это будет означать только одно: развод.

Я даже рассказал об этом своему лучшему другу. «Мои родители часто ссорятся. Я думаю, они разводятся».

«Мои родители тоже ссорятся. Все в порядке, — сказала она. Но я подумал про себя, что это не то же самое, что все не так хорошо.

Элейн была сильной, независимой бизнес-леди, которая преуспела в своей профессии продавца и усердно совершала пробежки каждое утро в пять часов. Она придавала большое значение правильному питанию и здоровому образу жизни в целом. Сам факт того, что она будет одной из всех, кто в конечном итоге заболеет раком в последней стадии, шокировал всех.

Рак начался в ее желудке, но вскоре после этого он быстро начал метастазировать и распространиться на ее мозг. Это стало раком мозга, с чем она стремилась бороться. Она все еще оставалась в больнице, бросая вызов своей сильной воле и намерению поправиться.

Хотя я много раз навещал ее в больнице, мы так и не сблизились так, как, по моему мнению, должны были бы. Это одно из моих самых больших сожалений.

Меня возмущал тот факт, что Элейн забрала папу у мамы. По крайней мере, таково было мое восприятие того, что произошло. По мере того, как во мне росло негодование, росла и пустота между мной и Элейн.

В ходе отношений Элейн с моим отцом у меня сложилось впечатление, что она пыталась купить мою привязанность материальными вещами. Она не раз водила меня в торговый центр, чтобы купить мне одежду, украшения и другие вещи — но зачем? Внутри я отказывался позволить себя купить.

Затем однажды на Рождество она написала стихотворение о наших отношениях и о том, что на самом деле они были не такими, как она надеялась. Прочитав это, я опустил голову и не ответил. Она также вручила мне несколько сертификатов один раз в месяц, чтобы ходить куда-то и делать что-то.

Среди таких подарков были спа-центр, Barnes and Noble, торговый центр, различные другие магазины и многое другое. Эти акты великодушия подавляли меня, и не в хорошем смысле. Я начинал чувствовать, что быть купленным было совершенно непростительно.

Однажды в порыве разочарования я спросил Элейн, знала ли она, что моя мать плакала по ночам из-за нее. Элейн расплакалась. Своими словами я остановил ее посреди многочисленных актов великодушия, но я чувствовал, что это нужно сказать.

Эти события еще больше разрушили наши отношения.

С этого момента дела особо не улучшались, пока однажды я не бегал вокруг нашего дома у озера в лесу и не заблудился. Я бродил часами, все больше теряя надежды, пока не услышал что-то вдалеке. Это был звонок, и каким-то чудом он как будто звонил мне!

Я тут же бросился в сторону звука. К моему удивлению, это была Элейн. Она позвонила в колокольчик, пытаясь вернуть меня обратно.

Я бросился в ее протянутые руки и рухнул в них, плача. — Теперь все в порядке, — сказала она, прижимая меня крепче, чем когда-либо прежде.

В этот момент произошло нечто радикальное. Вся прежняя враждебность, за которую я цеплялся, начала таять. Она наконец получила меня; она выиграла.

Сначала я чувствовал себя побежденным из-за того, что наконец сдался и принял искренность заботы Элейн обо мне. Но эти чувства вскоре сменились сожалением, когда она впервые заговорила с нами о раке. Когда молва распространилась, люди со всех уголков жизни дарили ей подарки после того, как ей поставили диагноз.

Я был поражен проявлением щедрости к Элейн. Я стал больше уважать ее. Она, не колеблясь, передала многие подарки мне и своему сыну.

Однажды, ближе к концу, я читал одну из книг Элейн. Речь шла о Корри Тен Бум, бывшей пережившей Холокост во время Второй мировой войны, которая простила бывшего и раскаявшегося охранника нацистского концлагеря, который подошел к ней после того, как выслушал ее речь. Я был тронут ее поразительным состраданием и в слезах закрыл книгу.

Я знал, что должен попытаться найти такое же прощение в себе.

В больнице состояние Элейн ухудшалось. Поскольку она сильно перегрелась, я предложил промокнуть ее мокрой тряпкой. Без колебаний она сказала: «Я хочу, чтобы это сделала Сара».

Что-то произошло, когда я провел мочалкой по ее лбу и телу. Я простил ее. Делая это, я стал ее слугой и уделял ей все внимание, которое должен был уделять.

Во время этого опыта я узнал, что проще всего прощать кого-то, когда он находится в самом смиренном, самом уязвимом состоянии. Когда кто-то находится на смертном одре, уже не так важно, что он сделал или не сделал в течение своей жизни. Их грехи, кажется, рассеиваются или почти полностью смываются.

Вскоре после этого Элейн перевели в хоспис для лечения, а я должен был присутствовать на торжественном бале в моей школе. Она была очень взволнована и не могла дождаться, чтобы увидеть меня в моем платье, что меня приятно удивило. Я вошла в ее комнату величественно, кружась из стороны в сторону в своем синем платье с такой же синей розой в волосах.

Прежде чем я ушел на танцы, она крепко обняла меня. Думая, что объятия закончились, я попытался вырваться, но она не отпускала. Она задержалась и уставилась на меня, что застало меня врасплох.

В то время я понятия не имел, что происходит и что все это значит, но это было прощание. Она, должно быть, была уверена в этом внутри, но отказывалась показывать это. И в этот момент она защитила нас от этого знания и ободряюще сказала: «Мне кажется, мне становится лучше».

Мы уехали вскоре после этого. Вскоре после этого Элейн умерла.

Позже я вспомнил разговор с Элейн в больнице, когда мы застряли в неловком молчании и оба смотрели в противоположные стороны.

Я сказал ей, что переживаю тяжелые времена и чувствую себя подавленным. Она сказала, что боролась с несколькими приступами депрессии в своей жизни.

Это удивило меня больше всего на свете. «Но ты такая сильная бизнесвумен и мама!» Я сказал. Она улыбнулась и не ответила.

Она всегда держалась вместе, оставаясь сильной перед лицом невзгод, и я был удивлен, узнав, что даже она боролась. Узнав об этом, у нас была возможность поделиться своими историями и найти точки соприкосновения, что дало нам сострадание друг к другу.

В отсутствие Элейн я вспомнил, чему меня научила Корри Тен Бум о прощении: вы можете сделать это, не чувствуя этого. Вера в прощение на первом месте. Действуйте в добре, и чувство придет.

«Прощение — это акт воли, а воля может действовать независимо от температуры сердца». Знаменитые слова Корри Тен Бум никогда не покидали меня.

Даже когда я не знала, какой визит в хоспис Элейн будет последним, когда я не могла изменить свои обстоятельства, я изменила себя. Простив ее, я простил себя. И хотя у меня не было возможности попрощаться так, как я хотел, я чувствовал, что между нами царит мир и понимание.

Простить себя было труднее и дольше, чем простить Элейн. После того, как она умерла, я все еще сожалел о том, как сильно сопротивлялся ей. Ее подарки теперь значили гораздо больше.

Она искала признательности, а я скрывал ее от нее. Жизнь нашла способ вытащить его из меня через горе и время.

Она была в моей жизни так долго, но я только начал осознавать ценность, которой ей иногда недоставало, ее борьбу с нашими натянутыми отношениями и образ, который она притворялась, чтобы убедиться, что все знают, что с ней все в порядке.

Она не всегда была в порядке. Я так и не увидел ее уязвимости до конца, только закаленную внешность, которую могла разгадать и раскрыть только судьба.

Она не была моей матерью; она никогда не могла согласиться на эту роль. На самом деле она не была моей мачехой, потому что не вышла замуж за моего отца. Но она никогда не отказывалась от меня.

Теперь, когда я вспоминаю стихотворение, которое она мне читала, я вспоминаю строки

«Я составлял свой список, чтобы принести радость Рождества…
И я не мог придумать ничего, чтобы купить тебя, кроме мальчика;
Поскольку это было непрактично и не совсем правильно;
Я думал, что буду более творческим и пролью немного света;
Как и в наших отношениях, это не совсем так;
Но мое сердце все еще говорит мне, что мне не все равно».

Теперь я знаю, что нужно жить настоящим, ценить время, проведенное с людьми, и в глубине души пытаться прощать, даже когда это тяжело. Люди, которые еще живы, нуждаются во мне здесь и сейчас, хотя я хочу повернуть время вспять. Я не могу жить прошлым.

Самопрощение — это тяжело. Это сложнее, чем прощать тех, кто причинил тебе боль. Но представьте, если бы они были в свои последние дни. Что бы вы им сказали?

Скажи это им сейчас. Учитесь на ошибках прошлого, а не живите в них. Я понятия не имел, что есть ограничение по времени, чтобы узнать Элейн, но у всех нас есть ограничение по времени.

Мы не чувствуем этого предела. Мы не замечаем, как быстро проходит время. Любой день может стать необоснованным прощанием.

Мы не можем контролировать результат. Я не мог остановить рак, но я мог противостоять ему. Я мог изменить ее жизнь, как бы мы ни были ограничены во времени.

Я бы хотел сейчас, чтобы я впустил ее. У меня был бы лучший друг. Я должен был показать ей свои чувства и дать себе возможность примириться с ней.

Хотя у меня больше никогда не будет такого шанса, я служил ей в конце ее жизни. Я считаю, что мы все должны служить друг другу.

Мне повезло.

Я не усвоил этот урок слишком поздно, хотя у меня было мало времени.

Никогда не поздно любить кого-то, прощать, исправляться — пока не истечет время. Даже если это не взаимно, вы можете уважать выбор другого, ведя себя в любви. Элейн никогда не отказывалась от меня.

Так что я не отказываюсь от тебя. Вы тоже можете это сделать. Вы сможете жить снова, как только простите.

Это не значит, что все изменится, но самым важным будет то, что вы будете исправлены, отделены и измените чью-то жизнь. Может быть, даже больше, чем в вашем собственном.

Мир сломан, но в разбитости есть красота. Требуется мужество, чтобы увидеть это, действовать в соответствии с этим, уважать это. Вещи не идеальны, но через прощение вы можете сделать мир немного лучше.

Вам нужно только позволить себе это.